Юрин сад Опции

[Эдуард Лукоянов]

Юрин сад

1

Сады давно пустовали. Они словно срослись с посадками, окружавшими их. Уходя на восток, участки плавно растворялись или упирались в большие бетонные здания городской поликлиники. С другой стороны, на западе, было трудно определить, где кончались сады и начиналось старое кладбище. Когда-то его отделял тугой железный забор, но теперь на месте ограды осталась лишь длинная борозда, полная текущей воды.
Последнее захоронение на том кладбище датировалось восемьдесят третьим годом, мэрия уже начала переносить могилы. Неделю назад была Пасха, и на заброшенных курганах выросли пластмассовые цветы.
По щиколотку в сухой грязи шел сутулый мужчина лет сорока. Его лицо: извилистый, сломанный в нескольких местах, нос, лоб «козырьком», тонкие губы – щурилось от белесого солнца, пробивавшегося сквозь редкую крону рябин.
Незаметно тропинка оборвалась.
Лет семь он не видел этой зеленой бездны. Стоя на краю пологого обрыва, он смотрел вниз, на густые волосы крапивы и деревья, уходившие вдаль. К горизонту растения становились больше и громче, и виделись как в обратной перспективе. Самым болезненным в этой картине было небо, синее и сухое. Казалось, рисовальщик забыл все законы письма: горизонт проходил ровно по середине листа; небо и земля равно ярки; то, что дальше, казалось ближе.
Юра перевязал шнурки и начал спускаться; боком, держась за коряги, тянувшиеся из серой земли. Можно было пройти на пару километров дальше и идти по дороге, но она усыпана крупным щебнем, о который можно ноги поломать.
Через пятнадцать минут спуска земля под ногами выровнялась, идти стало легче, только высокие мертвые сучья норовили выколоть глаза.
Птицы в этих зарослях никогда не гнездились, разве что случайная стайка трясогузок залетала на поляну – это был искусственный лес: с высоты можно увидеть, что он имеет форму правильного квадрата. В сердцевине его – дикие деревья, но в советские годы его огранили, обсадив одинаковыми, будто по чертежам сделанными, тополями.
Стало светло, Юра теперь шел по широкой тропинке, обнесенной по бокам ржавой сеткой. С другой стороны ограждения огромные травы-сорняки пытались вырваться, точно звери из клетки.
Юра приблизился к знакомой калитке, обвитой диким виноградом. Он раскрутил моток проволоки, служивший замком; калитка скрипнула и отворилась. Дальше от нее шла узкая дорожка, кончавшаяся у крыльца дома. Слева от калитки сохранилась рытвина компостной ямы; справа в землю вросла шахтерская вагонетка – емкость для воды. Юра подошел к ней и гукнул в пустоту. Послушав эхо, он прошел к дому.
Внутри пахло сыростью, но дом находился почти в том же состоянии, как полвека назад, когда дед его закончил; разве что вместо стекол окна теперь перетягивали листы целлофана. Самая маленькая и светлая комната служила прихожей, здесь даже стоял грязный, разбухший от влаги, диванчик и перекосившийся пластиковый стол.
Большая темная комната была спальней с вечной атмосферой сиесты – в ней всегда было прохладно, какая бы жара не стояла снаружи. Дед строил дом не просто как убежище от случайного дождя. Юра вспомнил, как его отец после ссор с матерью на несколько дней уходил сюда, в этот сад.
В спальне стояли кровать, две тумбочки и книжный шкаф, когда-то приспособленный под хранение семян. Юра встал на колени перед лакированной тумбочкой и открыл створки. Внутри пылилась макулатура для разведения костра.
Юра достал неровные стопки рассыпающейся бумаги. Среди газет шестидесятых годов затерялось несколько Юриных школьных тетрадей и темная коленкоровая папка. Он просмотрел подшивку газет, остановившись только на одной, за тринадцатое ноября шестьдесят восьмого года. Выпуск «Знамени Ильича» был цветной: на первой полосе: «Генеральный секретарь ЦК КПСС тов. Брежнев поздравляет славных тружеников шахты им. Коробкова с блестящими результатами…». Юра прочитал весь номер, даже программу телепередач. 23:00 XIX Летние Олимпийские игры. Водное поло. СССР – Чехословакия. Юра отложил газету в сторону.

ТЕТРАДЬ
по русскому языку
ученика 2 Б класса
школы № 2
Прасолова Юры

Шершавая сиреневая обложка с гимном Советского Союза на обратной стороне. Юра начинал вести ее чернилами, под конец тетради он обзавелся шариковой ручкой. Отец сделал ее из куска желтого провода: хитроумная плетенка держала стержень. Когда паста кончалась, надо было размотать немного провода, вставить новый стержень и снова закрутить.
собачия конура
В папке хранились пятьдесят пять пронумерованных листов – отцовская дипломная работа – исписанных каллиграфическим почерком. Большинство слов Юра не знал – какие-то металлургические термины.
Папку он отправил к тетради и газете, остальное сбросил в кучу за домом.
От сада мало что осталось. Почва омертвела и стала твердой, как камень, вся в трещинах. Там, где раньше стояли свечки люпинов, теперь кустами разрослись осоты. Юра попробовал вырвать один, но только обжег руки, и чуть оголился корень сорняка.
Удивительно, но вишня продолжала плодоносить. Юра вспомнил, как отец возился с ней: выкапывал огромные круги, заливал их десятками ведер воды. А ей, оказалось, не так много надо.
Юра взобрался на крышу погреба, крытую жестяными листами, и сорвал несколько ягод. Они оказались сухими и кислыми.
На заднем дворе стояла еще одна емкость, наполненная дождевой водой и ряской. Под емкостью лежали инструменты: лопата с надломленным черенком, тяпка. Здесь же лежал ржавый мангал.
После смерти родителей осталась лишь земля.

2

Юра решил жить здесь, а не в квартире, для которой быстро нашелся съемщик. Из квартиры он перевез только самое необходимое: лампу, обогреватель, одежду и несколько книг. Чтоб подключить электричество ушло недели три: Юре пришлось оплатить какие-то символические задолженности и возобновить договор.
На рынке он купил новые инструменты, лейку, семена и три саженца сливы. После первого удара лопатой Юра понял, что земля не поддается – уже пять лет как ее никто не возделывал. Два дня у него ушло на то, чтобы выкопать три ямки для саженцев и перекопать землю под небольшую грядку. Земля кишела белыми червями.
За летние месяцы Юрина спина покрылась неровным темно-красным загаром и шелушащимися пятнами. Просыпался он рано утром, умывался водой из емкости, потом весь день работал в саду; еду готовил на мангале. Вечером, при тяжелом светильнике, он читал книги полувековой давности, пока не засыпал.
Прошло лето, затем осень. На его глазах густые деревья превратились в орду скелетов. Вода в вагонетке покрылась тонкой коркой льда; чтобы помыться, ее приходилось разогревать в котелке. В саду делать было нечего: Юра целые дни проводил, разыгрывая шахматные партии из старых журналов.
Как-то раз за стопкой толстых медицинских книг он нашел круглое зеркальце в красной оправе, на металлической подставке. Обратная сторона была вырезана из картона, на ней аккуратным ученическим почерком написано: Уважаемой Анне Федоровне в день ухода на пенсию. Коллектив поликлиники №1. Зеркало подарили его бабушке, умершей, когда Юре не исполнилось и трех лет. Глядя на свое плохо выбритое отражение, Юра вспомнил как однажды, еще маленьким, спросил: «Мама, а почему баба Аня умерла?» Мама ответила, что баба Аня съела холодный арбуз и заболела. Потом она еще рассказывала, что, когда бабушка умирала, Юра несколько часов держал ее за руку и не отходил от постели. Этого, впрочем, Юра не помнил.
Так долго шла зима.
Юра редко выбирался в город. Раз в неделю он ходил в магазин, покупал консервы, которые потом выставлял на мороз. Некоторое время у него ютилась заблудившаяся овчарка; потом она перестала приходить – то ли сдохла, то ли надоели консервы.
Новый год он встретил в полном одиночестве. Без пяти двенадцать Юра включил радио, послушал поздравление президента и открыл бутылку шампанского. Радио было настроено на первый канал. Всю ночь Юра слушал песни, которые ему не очень нравились; он улыбался своему тусклому овальному отражению. В три часа он уже спал, и ему снилось что-то далекое и непонятное: пляж из гальки; женщина, лежащая рядом; мечеть – в нее нельзя ходить – пойдем – ты иди, а я здесь подожду. Руки бродят по щекам – он тебя лизал?
Проснувшись Юра понял, что ему одиноко. Весь год он разгадывал пожелтевшие от времени кроссворды.
В апреле снег растаял, а потом выпал снова. Сливы не прижились.

3

Пришлось покупать новые саженцы.
Однажды, в июне, Юра поливал клумбу. Вишня тогда уже отцвела, и появились зеленые ягоды.
Он услышал, как открылась калитка. В сад вошел бледный светловолосый мальчик. Воровато оглядываясь, мальчик ходил меж цветочных грядок: слабые короткие люпины качались на ветру.
Юра окликнул мальчика. Он посмотрел Юре в лицо и медленно подошел.
- Здрасте, - сказал он.
- Привет, - ответил Юра.
- Я гуляю, - почему-то сказал мальчик.
- Угу, - промычал Юра и пошел набирать еще одну лейку.
Мальчик достал из карман нож и стал ковырять землю на грядке.
- Ты что делаешь?
- Ничего…
- Есть хочешь? – сказал Юра.
- Не-а.
Юра продолжал работать, искоса поглядывая на ребенка. Ему было лет девять-десять, он сильно напрягался, вскрывая землю коротким ножом. Через несколько часов мальчик устал; Юра заметил, как его тонкие шорты прилипли к загорелым ногам.
Юра посмотрел в ямку, которую выкопал мальчик: в глубину она была с локоть, в ширину – с ладонь.
Мальчик приходил и на следующий день, и через неделю. Теперь он даже не здоровался, а только копал зарытую Юрой ямку. Они не переговаривались – каждый был занят своим делом.
Юра как-то подумал, что он, взрослый, должен помочь ребенку или хотя бы поговорить с ним. Он предложил мальчику воды – тот согласно кивнул.
- Тебя как зовут?
- Миша, - сказал мальчик.
- Что ты тут делаешь?
- Ничего.
- А ты не думаешь, что надо спрашивать разрешения, чтобы копать у меня в огороде?
- Простите, - мальчик резко встал и ушел.
В августе он снова появился, достал свой нож и по-новой раскопал место у грядки. Юра ничего не сказал, даже когда пробило одиннадцать, а мальчик не уходил.
В полдвенадцатого Юра сидел рядом, на траве, смотря в мутное беззвездное небо. Нож ударился во что-то твердое. Мальчик вытащил из земли маленькую металлическую коробку, дырявую в нескольких местах. Он открыл ее: внутри лежали старые темные полтинники, которые были в ходу до девяносто седьмого, теперь они совершенно бесполезны. Мальчик взял шкатулку и пошел домой; больше Юра его не видел.

4

В молодости Юра больше всего хотел, чтобы красивые люди считали его равными себе. Тяжелей всего ему приходилось в электричке, где люди были так близки, и все же не прикасались – так дождь соскальзывает с лужи. Окончив школу, он учился на генетика – не самая привлекательная профессия. Чтобы как-то сгладить свой заумный образ, Юра безуспешно занимался боксом. Чувство отчуждения было для него мучительным и приятным.
На его глазах разорвалась родная страна. Впрочем, то, что происходило, Юра расценивал как очередную реакцию отделения рецессивов. В тридцать лет он, МНС в захолустном институте, женился.
Катя была на пять лет младше его, худощавая шатенка с тонкими, чуть не прозрачными, запястьями. Она была из еврейской семьи, так что Катины родители вскоре после их знакомства устроили свадьбу, на которую с Юриной стороны пришел только отец, единственный, кто остался у него после маминой смерти.
Месяц они были в общем-то счастливы в браке, хотя сразу поняли, что детей у них не будет – все из-за Юриной странности, в которой он даже сам себе признавался с трудом. В первый раз, когда они с Катей спали, у Юры ничего не вышло, ощущение подвижной Катиной теплоты вызывало в нем мощную волну отторжения. Катя уснула, и только почувствовав ее неподвижность, Юра получил удовольствие.
Так продолжалось около года, пока Катя не ушла к мужчине из другой еврейской семьи.
Прошло еще семь лет, когда Юра остался совсем один. Юрин отец умирал долго и мучительно, но Юре казалось, что папа лишь на мгновение почувствовал, как в голове лопнул сосуд.
Пять лет прошло, и Юра вернулся в родной город.
Он лежал животом на жестяной крыше и сдирал капельку смолы с вишневой коры.
Уснув под палящим солнцем, он видел, как сливы расцветали – мягко и белоснежно. Цветки слетели с крепких лиловатых веток, закружились на ветру и сплелись в один организм. Белый человек подошел к Юре и сказал что-то очень медленное – Юра не понял, что именно. Потом цветки превратились в рой белесых пчел.
Когда Юра проснулся, уже наступил вечер, спина обгорела и жгла болью.
На следующий день Юра сходил в аптеку. Прося что-нибудь от ожогов, он вдруг понял, что с трудом может говорить – он отвык. В самом деле, Юра лишь раз в месяц Юра приходил взять деньги за квартиру, здоровался, прощался и уходил. Этим ограничивалось все его общение с людьми.


5

В августовское утро Юра надел чистый старомодный костюм и рубашку в красную клетку; побрившись над бочкой с водой, он пошел в город через короткую поросшую травой дорогу.
Деревья по обочинам сверкали от прошедших дождей. Ботинки увязали в мягкой земле.
Через четверть часа Юра вышел к старой дамбе. Солнце вдруг засветило ярко, растопив облако. Это был неестественно белый свет, пронзительный и больной. Он будто плавился, растекаясь воском по одежде; и глаза хотелось протереть от светового киселя.
Юра остановился на земляной насыпи, теперь он видел лес словно с изнанки. Вдалеке виднелись городские горы в бетонных шапках. Дальше Юра идти не мог, его колени прострелило дрожью, в ушах стоял невыносимый звон.
Земля под его ногами вздымалась – с кладбища ползли сильные мертвецы, некоторые уже выглядывали из дупел в деревьях. Здания вдалеке встали на ноги и пошли. Юра не мог пошевелиться; опомнившись, он побежал домой. Дорога под ногами стала скользкой и липкой, как змеиная кожа. Шум в ушах нарастал, разрывая перепонки. Выбив ногой калитку, Юра вбежал в сад, прыгнул в пустую железную бочку и задвинул крышку.
В темноте Юра сидел, поджав ноги, и плакал от того, что так и не стал космонавтом.

[Денис Ларионов]

Спасибо,рассказ очень понравился,единственное чего не хватает-плотности письма,которая была в прошлом цикле и которая является по-моему скромному мнению безусловно сильной стороной твоей прозы(да и поэзии тоже).Современные молодые авторы стремятся разорвать текст,а разорвав не знают чего делать с этими фрагментами.Ломать-не строить,но ломать тоже надо уметь.

[Эдуард Лукоянов]

Этим рассказом я начинаю новую трилогию под условным названием Трилогия Живого и Мертвого (развитие идеи Пазолини). Юрин сад откровенно не вычитан, но я не ставлю себе целью сгущение текста. В первом варианте рассказ представлял собой текст на 17 страниц, итог - перед вами. Следующие два рассказа будут перетекать в первый, раскрывая то, что на данный момент кажется лишним. Обнародование на этой стадии связано лишь с моим нетерпением.