IPB

Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )

 
Reply to this topicStart new topic
> Плод, рассказ
Эдуард Лукоянов
сообщение Апр 13 2008, 13:19
Сообщение #1


Advanced Member
***

Группа: Студийцы
Сообщений: 153
Регистрация: 7 Апр 08
Пользователь №: 15



Эдуард Лукоянов

Плод

Дом был совсем рядом, но Ивин не просыпался, он видел, как открывается дверь парадной, видел улыбчивого консьержа. Потом Ивин поднялся на лифте и вошел в квартиру. Как обычно в снах следующая сцена размывалась, а потом проявился кадр окна. За окном человек, повисший в воздухе, обливал из бутылки стекло, вода стекала тяжелыми мутными каплями. Тогда Ивин решил проснуться, почувствовав, что сон становится страшным.
Кровать была чужая и жесткая, словно сколоченная из нескольких ящиков, укрытых смятой в один ком простыней. Комната старая и не убранная: кроме крохотной кровати там стоял шкаф, обвешанный то ли мужским то ли женским бельем; стол, заваленный книгами в мягких обложках и крохотный стул для ясельного ребенка или горбатой старухи.
Ивин смотрел на капли жира, вылитые на паркет, и вспоминал свою бывшую одноклассницу – красивую белобрысую девочку с искривленным позвоночником. Он подумал, что об этой прелестной спине можно написать целую повесть, повесть про одну спину, отделенную от владельца остального тела. Про пульсирующий участок тела от шейного позвонка до талии, - ветка сильно выгнутая вправо. На ней бы вырастали и опадали листья, соцветия превращались в плоды.
Кроме него в доме, похоже, никого. Несколько минут он вслушивался в звенящую тишину, потом встал и пошел на кухню. Форточка была открыта, в нее сквозил скользкий ветер. От немытых чашек кухня необычайно бела и грязна. Ивин стоял босиком на сером кафеле, и утренний свет ослеплял и растворял в себе. Так он простоял перед окном несколько минут, пока не засвистел пар из чайника.
На пластмассовом столе лежала книга в твердой бирюзовой обложке с выдавленными в картоне буквами: Жак Ив Кусто «Воспоминания ныряльщика». По привычке он посмотрел на тираж – 5 000, и хотел отложить том, но заметил уголок твердой бумаги, торчавшей из страниц, как хребет нарвала. Четким и пухлым почерком незнакомая рука написала: «Если вам понравится эта книга, передайте ее другому, незнакомому вам, человеку.»
Уходя, Ивин подумал, что, может, у хозяина есть кошка, и налил в блюдце простокваши, поставив его возле переполненного мусорного ведра. Ключей Ивин не нашел, он лишь плотно закрыл входную дверь с покрытием из фальшивого малахита.
Улица чуть шумела – тихий звон после дождя. Лужи глотают лунный свет проезжающих машин, думал Ивин по дороге к метро. Давно вошло мне в привычку начинать рассказ с дождя – склеивались слова в голове у Ивина. Он шевелил губами, составляя предложения так, как их следует записать, но он их тут же забывал, оставалась лишь мутная паутинка, словно он долго смотрел на лампочку, а потом закрыл глаза.
Ивин начал писать с десяти лет. Сейчас он шел и вспоминал свои первые рассказы. Он сидит за столом в своей комнате. Перед ним лист разлинованной бумаги, карандашом он выводит острые опрятные буквы, чтобы издателю было легче читать. Рассказ, как всегда, начинался с дождя, которого теперь нет, как концовки у той истории. А про Ивана-дурака очень странная повесть, в ней русский юродивый превращался в слепого индуса, считающего ступеньки лестницы, выдолбленной в скале.
Он никогда не сможет рассказать про дождь так, как он его чувствовал единственный раз в жизни. Ивин смотрел в окно, на улице было тепло и свежо, и запах неба смешивался с букетом пионов на столе. Муравьи падали с розовых лепестков и расползались по чистой бумаге, а дождь вдалеке превращался в сумерки, стекая по темно-зеленым кустам шиповника в соседнем дворе. Чтобы написать это, Ивину нужно то окно, те муравьи и тот Ивин.
Он сидел за неудобной высокой стойкой и пил кипяток с кофе. Он достал книгу, найденную на кухне. Я помню первую рыбу, пойманную мной, - пишет Кусто. – Это была серебристая форелька. В тот момент во мне смешалось два чувства: ребяческий восторг и жалость к маленькой рыбешке. Кончилось тем, что я показал рыбу отцу, чтобы он мог все подтвердить, если я расскажу о своей добыче, и отпустил ее в прозрачную воду Седана.
Писатель всегда пытается поймать воду на крючок, конечно, она утекает, только редкому гению удается зацепить на короткое мгновение ее молекулы. Но и эти капли отпадают, оставляя лишь надежду на следующий заброс. Спина-ветка, спина-ветка, что из этого сделать? Юноша сидит под деревом яблони, наблюдая ее цветение, вспоминая свою жизнь и первую любовь. На третий день он влюбляется в дерево и, бросая медитацию, начинает за ним ухаживать, поливая, выкрашивая белилами. Через неделю он пишет письмо своему духовному наставнику, просит рассказать, что это значит, но ответа не приходит, потому что мир за пределами сада перестал существовать.
Ивин перевернул третью страницу и понял, что совершенно не может вспомнить написанное на первых. Он закрыл книгу и оставил на стойке. Уходя, он заметил, как на его место села девушка с влажными каштановыми волосами.
Рядом с кофейней разложился сквер: стандартная аллея погибшим героям, вымощенная красной плиткой, в конце стоял камень с вырезанным на нем барельефом в виде головы солдата под каской. Ось аллеи выложена желтым цветочным ковром, а по периметру ее окружали старые каштаны с бледными коричневатыми листьями.
У каштана непонятные плоды. В детстве Ивин пробовал их есть, кидаться ими в людей, но истинное их предназначение было в том, чтобы катится, отскакивая от выбоин на дороге, и так до самого дома.
Ивин присел на скамейку, он смотрел на здание кинотеатра, отделявшего сквер от остального города. Над входом строители сделали портик, а в ниши между колоннами поставили псевдоантичные статуи. Раньше на фасаде висели огромные листы-афиши, Ивин даже дружил с девочкой, чья мама их рисовала. Если шел фильм ужасов, то обязательно на ярко-красных буквах сидела черная летучая мышь. Если показывали что-нибудь для всей семьи, то буквы становились разноцветными, выстраивались в неровный ряд, а летучая мышь превращалась в щенка сенбернара. Это было примитивное, но искусство, которое сменилось на стандартные глянцевые плакаты с кадрами из фильма.
Сквер за ночь опустел, только один старик сидел на скамейке напротив, а теперь он встал и шел прямо к Ивину.
- Добрый день, - сказал старик, голос у него был сухой и четкий.
- Добрый день, - сказал Ивин.
У старика был безумный взгляд, серые зрачки бегали в больных белках. Пальто с порванным рукавом, поверх воротника стекала косматая желтая борода.
- Я только что прочел книгу, - сказал старик. - Хочу поделиться с вами впечатлениями. Ее написал Жак Ив Кусто, «Воспоминания ныряльщика» называется. Очень вам рекомендую. Там он рассказывает, как плавал по Атлантике на простой лодке. Очень интересно. Там он плавал на лодке, и оборудования у него не было, приборов там каких, он так там нырял. Вот посмотрите.
Старик достал из-за пазухи бирюзовую книгу и, слюнявя палец, стал листать. Ивин молча встал и пошел.
- Стойте. Возьми книгу. - Старик сплюнул на землю, следом раздался глухой хлопок – книга полетела вслед за плевком.
Ивина всего ошпарило злобой – он почувствовал кипяток, который пролился на его грудную клетку и дальше – по плечам и животу.
Ивин, я знал одну девочку, она училась со мной. Она в пять лет себе на голову опрокинула кастрюлю кипятка и с ума сошла. Ну, то есть, нет. Сейчас… Ее Даша звали, а родители, ну, не хотели дочку в спецшколу отдавать. Она со мной училась, спина у нее искривленная была, знаешь. Так вот, помню, она «Бородино» наизусть знала, а девочки ей когда говорили «Даша, покажи пирожок», она юбку задирала. У нее еще лифчик был марлевый, она тоже показывала вечно, и соски у нее темные были. Сорокин какой-то… Еще раз, классе в шестом, нас повели на презентацию чего-то… детской комнаты милиции, что ли. Ну да. Так вот, собрали нас в этой комнате и стали концерт показывать. Ну, знаешь эти концерты? «А сейчас хор музыкальной школы исполнит для вас «Прекрасное далёко.»». Даша та со мной рядом стояла, и я слышал, как мальчик сказал ей «Даша, иди спой песенку». Ну, она с портфелем выперлась на сцену и стала петь. И хорошо пела? Не знаю. Короче, какая-то девушка взяла ее за руку и увела со сцены. Помню, за ней еще человек десять до дома из школы ходило, как шакалы какие-то. Каштанами кидали, ну и так далее. А ты кидал? Нет, я был сторонним наблюдателем. А почему ты так неуверенно говоришь это? Нет, я просто смотрел, мне было интересно. А мама у нее рисовала афиши для кино. Ну, вот как-то… Понятно, Ивин?
Ивин снова шел к метро. Часы показывали четверть третьего, значит, уже четыре часа он ходил дворами. Проходя под аркой, он остановился у цыганки, стоявшей на коленях с ребенком на руках. Ивин выгреб мелочь и бросил деньги в жестяную кружку, зажатую в сухих и грязных пальцах. Женщина крепче прижала к груди ребенка и стала отбивать поклоны, что-то бормоча на своем языке.
Ивин остановился на перекрестке, разделявшем улицу и здание метро. Горел долгий красный свет, и маленькие цыганята семенили с тряпками около стоящих машин. Один из них, достаточно взрослый, в нейлоновой розовой куртке, тер сухой тряпкой зеркало заднего вида большого черного джипа. Когда зажегся зеленый, машина поехала дальше. К цыганенку в розовом подошла девочка, видно, его сестра, и что-то быстро и громко затараторила. Мальчик ударил ее пыльной тряпкой по лицу.
Однажды у Ивина заболела учительница, и урок сняли с расписания. К концу сорокаминутки класс стоял у кабинета истории, дожидаясь звонка. Портфели и ранцы сложены в угол, девочки играют в ладоши, а мальчики стучат монетами по подоконнику. Свет падал на одежду ровными широкими лучами. И тогда открылась дверь, и учитель ударил по затылку первого попавшегося – самую тихую девочку, она тут же заплакала, а белая фанера захлопнулась. В это же мгновение прогремел звонок, историк пошел в учительскую, чтобы рассказать классной руководительнице, как ее дети шумят во время урока. Удары по голове всегда находят себе оправдание.
Наконец, Ивин пришел к станции. Около турникетов стояла лавочка с вывеской «Ключи Дубликаты». Ему нужно было сделать ключ для соседа. Через минуту кусочек металла с выгравированным Исаакиевским собором блестел у него в руке. Ивин подумал, что оставит эту копию себе.
Теперь он снова дышал на свежем воздухе, и уже начинало смеркаться. Окна, ловцы света, из оранжевых становились голубыми. Вслед за Ивиным из метро выбежала стая из семи-восьми серых дворняг. Виляя хвостами, они мчались за вожаком – большим черным псом с лоснящейся шкурой – попутно обнюхивая влажный асфальт. Ивин улыбнулся, хотя терпеть не мог псину.
О рассказе он уже почти не думал, ему хотелось как можно скорее вернуться домой, чтобы наконец начать писать. На полке в библиотеке у него стояла книга по дендрологии, куда обязательно надо заглянуть, почитать про каштаны и как-то связать это с повествованием.
Дом был совсем рядом, но Ивин очень устал и двигался медленно. На лавочке у парадной сидели старушки-соседки, с которыми совсем не хотелось здороваться, Ивин молча прошел мимо, в темный подъезд. Поднявшись на третий этаж, он открыл зеленую шершавую дверь и, не разуваясь, прошел в библиотеку, где среди десятка тысяч книг, на кушетке, покрытой клетчатым пледом, залитый только что включенным электрическим светом, лежал обыкновенный человеческий труп.

Сообщение отредактировал Эдуард Лукоянов - Апр 16 2008, 16:30


--------------------
Засим убей кесаря.
Go to the top of the page
 
+Quote Post

Reply to this topicStart new topic
1 чел. читают эту тему (гостей: 1, скрытых пользователей: 0)
Пользователей: 0

 



RSS Текстовая версия Сейчас: 28 Март 2024 - 23:41