Неф, завершение трилогии |
Здравствуйте, гость ( Вход | Регистрация )
Неф, завершение трилогии |
Апр 21 2008, 18:18
Сообщение
#1
|
|
Advanced Member Группа: Студийцы Сообщений: 153 Регистрация: 7 Апр 08 Пользователь №: 15 |
Неф
Ажуров с женой жили в половине коттеджа, построенного через дорогу от Спасо-Преображенского собора. Стены своей половины дома он давно загрунтовал, но до сих пор не покрасил ― дом так и остался красным с одного бока, серым с другого. В красной части дома жила Лиза, молодая женщина, напоминавшая Ажурову карамзинскую тезку: белая любительница хризантем. Дом, в котором жил Ажуров, построил лизин отец. После смерти родителя Лизе достались двухэтажный коттедж и старая овчарка, выглядывавшая из покосившейся будки, лишь полаять на утренний колокол. Лиза как-то попросила Ажурова нарисовать табличку «Осторожно! Строгая собака», Ажуров улыбнулся и сказал, что сделает. Ажуров редко выходил из своей комнаты, пропахшей акварелью и сырой бумагой, рисунки его были однообразны и скучны: вид из окна на молодой сложенный из блоков собор. Ажуров с женой поселились в этом доме, когда церковь еще достраивали ― черные вертолеты несли через небо привязанные к днищам позолоченные купола. Ученикам Ажуров постоянно рассказывал про то, как Сезанн делал по сотне набросков одного пейзжа, каждый стал шедевром. Владимир Ажуров не любил свою работу ― слишком много терпения нужно, чтобы учить детей. Часто вместо Ажурова в школу ходила его жена. Они познакомились пять лет назад. Два года он рисовал ее портреты, на третий они поженились и переехали в теперешний дом. Почему-то после свадьбы Рита подурнела и стала сентиментальной; ни одной встречи гостей не обходилось без фотоальбомов это мы на море это мы в Питере это мы у фонтана в Сочи. Однажды Рита потратила целый день, чтобы подписать каждую фотографию. Ажуров прошлое вспоминать не любил. Его волновали лишь этюды, которые изо дня в день писал, смотря в плоское пыльное окно; в месяц он расходовал полторы коробки дорогой акварели. Рано утром он приходил в кабинет, прятал по папкам высохшие за ночь гуашевые рисунки, расставлял мольберты, раскладывал на вискозной драпировке восковые фрукты для натюрмортов. Школа работала в две смены: с десяти до часа для младших классов, и с трех до шести занимались старшие. Радовало Ажурова то, что из окна мастерской виднелся собор, так что в перерыве Владимир мог рисовать. В девять часов кабинет заполнялся шумными первоклашками с розовыми ранцами. - Здрасте. - Доброе утро, - сказал Ажуров, его глаза слипались, он с трудом отвечал высоким голосам. - Берите бумагу. Серую. В первом классе больше всего учеников ― родители вечно хотят чем-то занять детей, пока уходят на работу. К пятому остаются только пара угловатых девушек, совершенно не интересных парням. - Воды сразу наберите. Дети загремели стаканами-непроливашками, выстроились в очередь к облупленной раковине, Ажуров посмотрел на бледное утреннее небо, похожее на капли ультрамарина, разбрызганные по влажной бумаге. Ученики сели за парты, выставленные полукругом, Ажуров начал говорить: - Сложите лист пополам. Вот так. Сейчас сделаем упражнение. Капните краской на одну половинку и снова сверните. Да, любой цвет, можете даже разного цвета пятна делать. Что получилось? Конечно у всех получились белочки и цветочки. - В начале двадцатого века многие художники это делали, чтобы рисовать картины. Они называли это «декалькомания». Сейчас напишу. Ажуров ходил между столами, разглядывая грязные пятна медовой акварели: два медведя, женщина без головы, облако, похожее на человека. - Теперь попробуйте дорисовать то, что у вас получилось. В первом классе ученики тихи и послушны. Когда Ажуров давал такое упражнение второклассникам, постоянно кто-нибудь говорил "у меня жопа получилась" - раздражающие девичьи хохотки. Ажуров подумал о школе, в которой сам учился. Пять классов он закончил только чтобы получить рекомендательное письмо в институт - постоянные упражнения были ему втягость: бесконечные наброски - карандашом, тушью, соусом, углем - только сочные краски доставляли ему удовольствие. Теперь он понял, что вот уже три года изо дня в день повторяет уроки своих учителей, даже перенял сюсюкающие интонации Людмилы Станиславны: интересный рисуночек, добавь водички, обведи карандашиком. Это не проходило и раздражало, как нервный тик. У Ажурова было еще одно свойство, выводившее его из себя - способность запоминать ненужые детали. Вот и теперь, сидя за столом, смотря на гипсовую голову Лаокоона, он думал о первом дне в школе. Перед ним лежал абсолютно чистый лист в половину ватмана. Ирина Викторовна сказала, что надо сделать рисунки для выставки на экологическую тему. Лера, что ты будешь рисовать? Я - своего брата и себя, как мы в парке гуляем. Хорошо. Володя, а что ты ничего не делаешь? Я думаю. Давай, ты подумаешь, потом мне расскажешь, хорошо? Так прошло два с половиной часа, на бумаге не появилось ни штриха. Он думал. Он знал, что хочет нарисовать. Это будет птица, большое лицо птицы, в зрачке у которой отражается кроваво-красное солнце. В голове у него уже сделан рисунок, он разглядывает каждую его линию, каждое пятно. Лера давно закончила свой однотонно-зеленый парк и желтолицего брата в красной кепке. Ты вдумчивый мальчик. Давай я дам тебе домой альбом Рериха, ты посмотришь, выберешь картину и попробуешь сделать копию, хорошо? Два следующих дня Володя копировал горный пейзаж, на первом плане которого старик в потрепанных одеждах держал за поводья ослика, несущего на спине женщину с младенцем. Ирина Викторовна сказала, что Володя взял краски даже смелее, чем у Рериха. В белоснежном паспарту рисунок пылился в шкафу, пока гуашь не иссохла, оставив россыпь белых пятен на небе и одеждах путников. Урок закончился - на широком подоконнике разложены бугристые хлопья плохой бумаги. Через пятнадцать минут начнется занятие у второго класса, у них история искусств. Ажуров открывает альбом по античной архитектуре. На обложке - фотография Венеры Милосской. Ажуров думает о Рите, ведь когда-то она была. Теперь он даже не представляет ее лица - как кома на пленке. Наверно, так все и будет. Окно блестело, пронзая глаз электрической иглой. Ажуров чувствовал, как свет стекает через глазное яблоко вниз, к горлу. Сомкнув веки, он увидел, что кожа его красна, будто ее перелопатили сотни крохотных рабочих. Состояние, похожее на опьянение и похмелье одновременно. Чтобы отвлечься, он стал перебирать огромные папки прошлогодних ученических рисунков. Ярко-желтый лист с тремя белыми пятнами в виде схематических цветков. Подписано черной тушью: Визир Алина, "Неизвестность". Ажуров разорвал лист на четыре равные доли - для палитр. Тоже самое он сделал еще с десятком рисунков Алины Визир. Во втором классе учился занятный персонаж - Витя Пашин: тучный четырнадцатилетний очкарик, похожий то ли на Крылова, то ли на персидского кота. Мольберт Витя ставил не на колени, а на большой круглый живот. Он никогда не снимал квадратные очки с толстыми линзами, хотя Ажуров все убеждал его, что близорукость живописцу только на пользу. Витя всегда приходил первым - Ажуров не знал почему, но думал, что у этого неуклюжего парня избыток свободного времени. - Здравствуйте, Владимир Антонович. - Здравствуй, Витя. - Мы сегодня рисовать не будем? - Ну, у вас же история. - Я... это... - Витя поправил очки. - Я хотел доделать тот натюрморт с тыквой. - А тебе к скольки в школу? - Так я это... уже отучился, у нас сегодня три урока было. - Какие? - У нас физики не было, поэтому последний урок отменили. Вы вообще когда-нибудь учитесь? Учимся. Ну... это... просто училка по физике заболела. Кому ты брешешь? Ты как со мной по телефону разговариваешь? Володя, что вообще с тобой происходит? Ничего. - Хорошо, - сказал Ажуров. - После урока можешь остаться и доделать. Только тут надо будет убраться немного. Поможешь мне потом? В общем-то Витя был примечателен лишь тем, что как две капли воды походил на Ажурова. Урок истории скучен и конспективен: Ажуров продиктовал лекцию про античную архитектуру - вот посмотрите какие колонны они к центру расширяются чтобы создавалось ощущение симметрии это заимствовали византийские и затем русские зодчие. Есть такое понятие - неф. Это пустое пространство между рядами колонн в православном храме. Редкий момент, когда пустоте дают собственное имя. Наконец, перерыв. Витя прикрепляет кнопками свой натюрморт. - Витя, слишком жирный контур, как ты будешь закрашивать? Чтобы было ощущение объема, надо делать рефлекс, то есть контур должен быть на пол-тона светлее, чем сам предмет. Сейчас ты начнешь красками работать - у тебя получится темно из-за карандаша. Сотри аккуратненько, хорошо? Это все из-за толстых пальцев - они не могут нажимать слабее, просто крошат кохиноровский карандаш. Н - твердый, НВ - полутвердый, В - мягкий. За время перерыва Ажуров сделал два наброска церкви, и вот, рассматривая скопированное небо, светотень, размытые дома и сияющий вдалеке купол, он понял, что за три года как отстроили храм, он ни разу не был внутри. Рита ходила по великим праздникам, Лиза же была очень набожна и каждое воскресенье посещала службу. Он подумал, что надо пообедать и спустился в школьную столовую. Стены в этом коптящем помещении расписывал сторож. Директор постоянно хвастался, что сторож этот за бесплатно все сделал, только на краску деньги попросил. Это были картинки из книжек со сказками: Емеля на печи; какие-то девушки смотрят на стаю лебедей в однотонном небе. Ажуров, что ты не взялся рисовать на стенах? Опять бы храм нарисовал? Сначала надо нарисовать круг. Вот так. Потом прямоугольник. Дальше доделать до нужной формы - получится башенка с куполом. Когда Ажуров вернулся в кабинет, там хихикали и о чем-то трещали школьницы. Окно открыли - холодный ветер задувал в комнату, несколько сохнущих листов упали на пол. Ажуров подобрал их и спрятал в папку "1 класс". - Владимир Антонович, я дорисовала, что вы говорили. - Мм... хорошо. - Маленький чернильный рисунок с волхвами на верблюдах и сияющим ангелом в верхнем углу. - Очень хорошо, завтра отнесу в редакцию. Посмотрим, что получится. Точно такой же рисунок Ажуров сделал когда-то в институте на станковой композиции. Виктория Борисовна - похожая на египетскую статую женщина - заставила его три раза переписывать сюжет, пока верблюды не выстроились пирамидой, а хитон ангела не засиял. В то время Ажуров не любил человеческие фигуры - он рисовал десятки натюрмортов с искусственными букетами и большими вычурными часами. Цветы, для которых не существует времени. Да, пожалуй, все живое ценно лишь осознанием времени - такой постоянный сигнал: и ты умрешь и ты умрешь. Виктория Борисовна, однажды Ажуров видел, как она, в розовом спортивном костюме мыла чужую мшину. Смотри, Вов, говорит Рита, я тут человечков нарисовала, тебе какой больше нравится? Этот. И мне - этот, а остальным всем нравится этот. На бежевой ткани стоял кувшин с сухими рододендронами. День кончался, Ажуров шел домой. Выйдя на Лесную, он засмотрелся на угрюмую старуху, просившую милостыни. Странно, что она стояла на перекрестке - как будто кто-то незаметно отодвинул церковь, возле которой обычно толпились нищие. Лицо у старухи немного обезьянье, с черными дырками глаз. Может, она просто не могла перейти дорогу. Жены дома не было, Ажуров сразу прошел в свою комнату. Он открыл фанерный шкаф, где огромными стопками хранил рисунки. С обратной стороны карандашные подписи: Спасо-Преображенский собор. Вечер. 19/03-06 Спасо-Преображенский собор. Закат. 19/03-06 Спасо-Преображенский собор. Пасха, 2006 Собор на рассвете. Собор. Туман. 23.06.06 Сотни рисунков. Ажуров взял ластик, стал стирать подписи; то, что он когда-то подписал тушью, теперь выскабливал лезвием. На это у Ажурова ушло три часа, пальцы покрылись красными пятнами и саднили. Уставший, Ажуров лег в постель. Сквозь дрему он услышал, как пришла жена. За окном уже стемнело, дневная пыль осела на тела притихших сверчков. Колокольня собора запрыгала на одной ноге и упала в спящую голову Ажурова. -------------------- Засим убей кесаря.
|
|
|
Апр 24 2008, 23:04
Сообщение
#2
|
|
Advanced Member Группа: Студийцы Сообщений: 40 Регистрация: 20 Апр 08 Из: Клин Пользователь №: 69 |
Эдуард,хочу поблагодарить Вас за цикл текстов,завершение которого находится в этом разделе.Превосходно написанный,он в некоторой степени развивает бернхардовский мотив творчества(особенно пронзительно это звучит в тексте "Неф"),оставаясь при этом-естественно!- открытым и для других интерпретаций,подчас противоречащих друг другу. В тексте "Плод",мне кажется соединяется "осознание осколочности" мира и "необходимость его целостности".Каждый абзац является отдельным кирпичиком,а вместе они соединяются в стену. Еще раз спасибо и поздравляю Вас с несомненной удачей. |
|
|
Апр 25 2008, 13:39
Сообщение
#3
|
|
Advanced Member Группа: Студийцы Сообщений: 153 Регистрация: 7 Апр 08 Пользователь №: 15 |
Спасибо, Денис.
-------------------- Засим убей кесаря.
|
|
|
Текстовая версия | Сейчас: 26 Сентябрь 2024 - 12:46 |